Сергей АЛПАТОВ

«КАМЕННЫЙ ГОСТЬ»: ОБРАЗ И СМЫСЛ

«Каменный Гость» занимает особое место в ряду «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина. Этот сюжет о встрече человека с потусторонним миром представляет своеобразный, хотя и не слишком явный, лейтмотив всего драматического цикла. Из очевидных перекличек можно отметить следующие две: на пиру Моцарта и Сальери уличный скрипач играет арию из оперы Моцарта «Дон Жуан», в эпиграф к «Каменному Гостю» вынесена реплика из той же оперы.

Вне сюжетного пространства «Маленьких трагедий» образ Каменного Гостя также встраивается в сложную систему смысловых связей и перспектив. Достаточно указать на не ослабевающий на протяжении всего творчества интерес А.С. Пушкина к пластическим искусствам. Особое внимание поэта привлекала идея скульптурного портрета как динамического образа личности: «Царскосельская статуя» (1830), «На статую играющего в свайку», «На статую играющего в бабки» (1836). Художник подобен Творцу Вселенной, превращающему мёртвый материал глины и камня в живую форму души и мысли:

Грустен и весел вхожу, ваятель, в твою мастерскую:
Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе.

(«Художнику», 1836)

Этот парадокс соединения мёртвой материи и воплощённого в ней образа живой личности принадлежит, разумеется, не одному Пушкину. Скорее его следовало бы назвать одним из архетипов всей европейской литературной и культурной традиции. На представлении о том, что камень не дышит, не шевелится, не чувствует, основана магия фольклорных заговоров от кровавых ран и болезненных ушибов: "Как у камня ни жилок, ни сердца, ни биения не бывает, так и у имярек кровь не течёт", "Стану на камень - кровь не канет", " Ни от камня воды, ни от мёртвого руды (крови)". На тех же представлениях о мертвенности материи основан и эффект неожиданности в сюжетах об оживающих статуях, которыми была полна средневековая словесность и которым наследует литература XIX века.

Характерно, что во всех сюжетах оживающие статуи - антагонисты, сверхъестественные соперники или партнёры по диалогу с живым человеком. В центре конфликта и в фокусе авторского внимания в любом случае находится земная личность. Тем самым понять художественные функции пушкинского Каменного Гостя можно лишь отталкиваясь от образа его соперника - Дон Гуана.

Пушкинский Дон Гуан, равно как и все его литературные и фольклорные предшественники и наследники (не случайно "донжуан" стал нарицательным именем определённого типа личности), меряет окружающий мир на собственную мерку. Им движут эгоистические желания, отношения с людьми определяют привычные ему понятия о мужчинах и женщинах, удовольствиях и скуке. Жизнь для Дон Гуана - лишь материал для воплощения личных прихотей и фантазий.

Дон Гуан - герой-завоеватель, захватывающий каждый раз новые, ещё не покорённые "крепости". Вместе с тем он - актёр, импровизатор, ищущий новых форм для воплощения собственных желаний. Роднит актёра и завоевателя стремление переживать всё новые и новые ощущения, исчерпывать себя и свою жизнь как можно интенсивнее. Конечной цели, осмысленного итога для них нет и быть не может. Единственное препятствие в бесконечном движении - преждевременная смерть (а смерть для этого типа личности никогда не бывает своевременной). Именно о таком абсурдном герое пишет А.Камю в своём эссе «Миф о Сизифе. Эссе об абсурде»: "Это конкистадоры повседневности, которые количеством опыта побивают все рекорды и выигрывают свою собственную мораль".

Стоит подробнее рассмотреть тип героя-актёра и героя-завоевателя в пушкинском творчестве. Это даст нам, с одной стороны, необходимый смысловой фон к образу Дон Гуана, а с другой - выведет на ещё одну, весьма важную линию "статуй", "бюстов" и "монументов" в пушкинском творчестве.

Герой-завоеватель - это внешняя, экстенсивная, социальная, властная (и политическая и государственная) реализация индивидуальности. Для Пушкина одним из ярчайших образцов этого типа личности был Пётр Великий. Рисуя в своих произведениях образ первого российского императора, Пушкин опирался на исторические анекдоты и фольклорные предания, в которых отчётливо звучит тема героя-демиурга: в качестве крёстного отца Пётр даёт имена кораблям, городам, деревням и людям. Он прокладывает "Осудареву дорогу" до Белого моря, роет каналы, чертит планы церквей, устанавливает кресты, наделяет землёй. Проплывая мимо богатой рудами Пудожской горы и заметив отклонение стрелки компаса, проявляет норов хозяина-преобразователя: "Была б гора ближе к воде, быть бы ей в беде". Пётр не любит покоряться природным стихиям, норовит ехать в любую бурю.

Хорошо известен исторический контекст создания Санкт-Петербурга - города, построенного царскою волею на болоте. Мысль о насильственном вторжении человеческого и культурного начала в самые недра природного хаоса неотъемлемо присутствует у всех литераторов, пишущих о Петербурге. Мифологическая традиция - видеть в городе святого Петра искусственный, призрачный, неживой Камень-город - отчётливо реализована у О.Мандельштама:

В Петрополе прозрачном мы умрём,
Где властвует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохе смертный воздух пьём,
И каждый час нам смертная година.

И в глазах современников, и в народной памяти облик, поведение и деятельность Петра I ассоциировались с образами и деяниями древних героев-полубогов, созидающих новый мир из хаоса и тьмы. Этот архетип был актуален и для пушкинского авторского сознания. Неоднократно отмечалось, что практически все воители у А.С. Пушкина в той или иной степени ипостаси бога-громовника. Так, в «Полтаве» Пётр изображён в стихии битвы, он - герой, подавляющий хаос социального мятежа:

Выходит Пётр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь как Божия гроза.

Дух Петра, властно взнуздавшего Россию, находит свое совершенное воплощение в монументе Медного всадника, динамичный образ которого также ассоциируется у А.С. Пушкина с грозой-угрозой-громом:

Как будто грома грохотанье -
Тяжело-звонкое скаканье...

Символ обожествленного самовластия Петра - Фальконетов монумент - и в авторской поэзии XVIII–XIX веков, и в повседневной речи того времени постоянно именовался идолом. Характерно, что именование "Медный всадник" постепенно переносится с седока на всю скульптуру. Памятник становится для сознания носителей русской культуры неким нерасчленимым языческим кентавром. Не случайна в этом контексте попытка Николая I противопоставить Медному всаднику ангела Александрийской колонны. Для адекватного понимания пушкинского отношения к кумиру на бронзовом коне стоит обратить внимание на текст надписи А.Ф. Мерзлякова «К монументу Петра Великого в Петербурге»:

На пламенном коне, как некий бог, летит:
Объемлют взоры всё, и длань повелевает;
Вражды, коварства змей растоптан, умирает;
Бездушная скала приемлет жизнь и вид,
И росс бы совершен был новых дней в начале,
Но смерть рекла Петру: "Стой! Ты не бог, - не дале!"

История Петербурга, терзаемого наводнениями с самого своего основания, равно как и история Петра Великого, не увидевшего завершения практически ни одного своего начинания, подсказывают неутешительный итог биографии этого героя-завоевателя. Царь владеет судьбами подданных, может, подобно Творцу, основать город на пустом месте, но волнения природных стихий, разоряющих его любимое детище, так же как и течение времени, неумолимо приближающее смерть, ему неподвластны. Человеческая воля, экспансия замыслов и стремлений имеет свои пределы. Эта мысль отчётливо сформулирована в образах народной легенды, записанной в 1964 году в Архангельской области:

Пётр хотел через Неву перескочить. Сидит на лошади и говорит: "Будет всё моё и Богово". Он не успел это промолвить - змей подскочил, ногу-то у лошади и откусил. И он не мог проскочить, окаменел. А надо было сказать: "Будет Богово и моё".

Очевидно, что монументальный образ Медного всадника оказывается для А.С. Пушкина, равно как и для всей русской культуры, ёмким средством раскрытия внутреннего мира личности Петра Великого.

Мостиком к другим героям-завоевателям и их скульптурным портретам могли послужить нам следующие две поэтические реплики по поводу наводнения 1824 года:

Брови царь нахмуря,
Говорил: "Вчера
Повалила буря
Памятник Петра".
Тот перепугался.
"Я не знал!.. Ужель?" -
Царь расхохотался:
"Первый, брат, апрель!"
(1825)

Если здесь пара властителей - Пётр I и Александр I - встречаются в пародийном контексте, обыгрывающем идею нерушимости памятника и олицетворяемой им власти, то в поэме «Медный Всадник» (1833) внутренний диалог эпох, наводнений и двух царственных особ менее оптимистичен. Власть земная вновь ощущает свои пределы:

В тот грозный год
Покойный царь ещё Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен вышел он
И молвил: "С Божией стихией
Царям не совладеть".

Характерно, что для Пушкина образ Александра I регулярно выступает в смысловом противостоянии и диалоге с ещё одним героем-завоевателем - Наполеоном:

Давно ль орлы твои летали
Над обесславленной землёй?
Давно ли царства упадали
При громах силы роковой?
Послушны воле своенравной,
Бедой шумели знамена...
.............................................
В своё погибельное счастье
Ты дерзкой веровал душой,
Тебя пленяло самовластье
Разочарованной красой.
(«Наполеон», 1821)

Грозной личностью завоевателя движет тот же мотив, что и страстным Дон Гуаном, - разочарованное самовластье, своенравное стремление к покорению всё новых рубежей.

Любопытно, что в художественном мире А.С. Пушкина Наполеон и Александр I образуют не только пару исторических героев, но и пару "божеств", подобных Перуну и Велесу. В традиционном мифе Перун-громовник стремится поразить молнией Велеса-змея, который прячется от небесной грозы под землю, под камень, в воду. Велес, в свою очередь, удерживает пролившуюся дождём воду в недрах земли. Пара соперников бесконечно меняются ролями проигравшего–выигравшего. Сходным образом в пушкинском стихотворении 1824 года «Недвижный страж дремал на царственном пороге...» Александр и Наполеон противопоставлены как равновеликие герои-полубоги.

В итоге войны 1812 года Александр-воитель поражает противника-змея:

О грозные витии,
Целуйте жезл России
И вас поправшую железную стопу!

И наоборот, в воспоминаниях о Тильзите Александр - поверженный Перуном:

...чудный взор его, живой, неуловимый,
То вдаль затерянный, то вдруг неотразимый,
Как боевой перун, как молния сверкал;
Во цвете здравия, и мужества, и мощи,
Владыке полунощи
Владыка запада, грозящий, предстоял.

Переход от исторического и психологического уровня семантики поэтического текста к плану мифологическому и символическому осуществляется А.С. Пушкиным при помощи уже отмеченного нами приёма скульптурного портрета героя-воителя. Посвящённое Александру I стихотворение 1829 года «К бюсту завоевателя» выявляет любопытный и важный разворот этой темы:

Напрасно видишь тут ошибку:
Рука искусства навела
На мрамор этих уст улыбку,
А гнев на хладный лоск чела.
Недаром лик сей двуязычен.
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.

Завоевание мира неотделимо от игры в завоевание, присвоение новых пространств неотделимо от перевоплощения в новые социальные и культурные роли. Так Наполеон переходил от роли республиканского генерала к роли диктатора "в интересах республики", к роли императора и, наконец, владыки полумира. Сходным образом Александр I роль конституционного монарха одной из европейских держав сменил на роль спасителя Европы и полновластного правителя своей половины мира. Актёрство в крови великих политиков.

Но если все великие деяния - только актёрство и желание новых ролей в повторяющемся репертуаре жизни, то очевидна бессмысленность и бесцельность такого проживания и "прожигания" жизни. Эта идейная коллизия оказывается в центре стихотворения «Герой» (1830). Кульминационная точка произведения - Наполеон в холерном госпитале в Египте:

...он,
Не бранной смертью окружён,
Нахмурясь, ходит меж одрами
И хладно руку жмёт чуме
И в погибающем уме
Рождает бодрость...

Если рукопожатие со смертью - это позирование, актёрство (или, хуже того, откровенная фальшивка, пропагандистский трюк, как предполагает собеседник поэта), то кажущаяся живой и мужественной личность оказывается на поверку "героем без сердца", идолом, "куклой чугунной", что стоит в деревенском кабинете Онегина. Не имея иных мотивов, кроме разочарованного самовластья собственных желаний, кроме стремления упоить душу новыми впечатленьями, человек обращает свою жизнь в игру со смертью, в бессмысленный пир во время чумы:

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъярённом океане,
..........................................

И в дуновении Чумы.
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья...
............................................
Итак, - хвала тебе, Чума!
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьём дыханье -
Быть может... полное Чумы!

Обратим попутно внимание на совпадение в описаниях пира среди гробов и тризны по вещему Олегу: "Ковши круговые, запенясь, шипят // На тризне плачевной Олега: // Князь Игорь и Ольга на холме сидят; // Дружина пирует у брега". У Пушкина не бывает случайных совпадений, все они мотивированы общей поэтической логикой. Похоже, что герои «Пира во время чумы» творят поминки по самим себе.

Окружающий героев «Пира во время чумы» (и подобных им персонажей «Маленьких трагедий») "ужас мёртвой пустоты" рождает только одно желание - бесчувствия и беспамятства. Им хочется забыть, что ушедшие в иной мир тем не менее видят нас, связаны с живыми незримыми нитями воспоминаний, сочувствий и молитв:

Клянись <...> оставить
В гробу навек умолкнувшее имя!
О, если б от очей её бессмертных
Скрыть это зрелище!

Представление о том, что физически умершие духовно по-прежнему находятся рядом с нами, отчётливо выражено в народной культуре. Помимо понятий о загробной жизни, об особой близости живых и умерших во дни церковных и домашних поминаний, эта связь обнаруживается на уровне бытовых присловий. Когда не хотят ругаться с кем-то, говорят: "Сказал бы, да печь в хате"; когда видят что-нибудь постыдное, то говорят: "Хоть святых выноси". В первой поговорке ещё с дохристианских времён живёт память о том, что печь, очаг - средоточие домашнего духа, местопребывание всех душ умерших родственников, которые слышат всё, что творится в доме. Христианская вера даёт новое качество этим представлениям о непрерывающейся связи с иным миром: иконы, образа - окна в иной мир, с помощью которых мы видим наших небесных покровителей, а они видят нас и наши поступки, что и отразило второе присловье.

В ряду этих же представлений находится любой скульптурный портрет, надгробие, памятник - то есть то, что воплощает образ личности в её новом, посмертном качестве для тех, кто смотрит на изображение и помнит об ушедших. Тем самым надгробный памятник ставит человека перед лицом смерти. Именно в этом свете должна быть сформулирована основная коллизия «Каменного Гостя»: если смерть физически отрицает жизнь, то какова духовная цена человеческого существования, что остаётся от человека по его смерти?

Собственно, не только в истории Командора и Дон Гуана, но и во всех «Маленьких трагедиях» герой на пороге собственной смерти нуждается в проверке своих жизненных установок и ориентиров:

Скупому рыцарю наследует сын-"расточитель";

Рациональный Сальери не может вычислить цену смерти и преступления;

Воздушный гений Моцарта венчается заказом Реквиема - неожиданная, увлекательная и одновременно катастрофическая задача: соединить свои личные привычки и настроения с общечеловеческим знанием о смерти (реквием - заупокойная служба, имеющая не авторский, а богослужебный текст и смысл);

Привычное тепло и свет родного очага Вальсингама поглотила чума.

На фоне названных героев пушкинского драматического цикла Дон Гуан стоит особняком, решая вопрос о смерти не в частностях и не опосредованно, а лицом к лицу с ней.

Всю свою предшествующую жизнь Дон Гуан не видел в чужих смертях образа собственной смерти. Убить человека, попутно убить его брата, ищущего справедливого возмездия убийце, волочиться за вдовой убитого, уговаривать её не мучить себя "вечным поминаньем супруга" - не значит для него ничего, кроме нового приключения, нового трофея. Всё венчает оскорбление умершего человека предложением прийти посмотреть своими глазами на готовящееся блудодеяние. То, что страшит Вальсингама - в ином мире видят его земные бесчинства, - только веселит и волнует кровь Дон Гуана.

Эти унижения и оскорбления человеческой личности (чужой и своей) в конечном итоге - оскорбление Бога, ибо человек есть образ и подобие Божие. "Мне отмщение и Аз воздам, глаголет Господь" (Евр. 10, 30). Испрошенная пусть и в шутку встреча с Каменным Гостем осуществляется и становится встречей со смертью. Дон Гуан встречает её, как подобает воину, но воину, терпящему поражение, ибо ему нечего защищать и отстаивать. Его завоевания не имели цели. Живая, деятельная плоть, изворотливый ум, страстная воля скрывали мёртвую душу.

И наоборот, Командор - по "должности" воин и завоеватель, по сути - хранитель домашнего очага, нравственного достоинства, чести. Его невзрачная прижизненная внешность скрывала высокий дух, воплощённый ныне в подобающем надгробном портрете:

Каким он здесь представлен исполином!
.............................................................

А сам покойник мал был и щедушен.
..............................................................
Когда за Эскурьялом мы сошлись,
Наткнулся мне на шпагу он и замер,
Как на булавке стрекоза, - а был
Он горд и смел - и дух имел суровый...

Это несовпадение внешнего образа и внутренней сути одушевляет сюжет «Каменного Гостя» и, шире, всего драматического цикла.

Пушкин не предрешает нравственных выводов читателя «Маленьких трагедий», все конфлик ты имеют открытые финалы, обрывающие действие в кульминационной точке. Вместе с тем вектор собственной творческой биографии и жизненной философии Пушкина достаточно однозначен. Это не материализованное в славе, чинах, наследстве, собраниях сочинений завоевание мира, но "памятник нерукотворный" - посмертное существование в душах благодарных потомков, в их мыслях и чувствах добрых:

Уходят в последнюю осень поэты,
И их не вернуть - заколочены ставни.
Остались дожди и замёрзшее лето,
Остались стихи и ожившие камни.
(Ю.Шевчук. «Последняя осень»)

«Каменный гость» – третья из четырёх «Маленьких трагедий » А. С. Пушкина. (Три остальных – «Скупой рыцарь », «Моцарт и Сальери », «Пир во время чумы ».)

Пушкин «Каменный гость», сцена 1 – краткое содержание

Известный всей Испании повеса Дон Гуан тайно приезжает в Мадрид, откуда был изгнан королём за разврат и дуэльные убийства. Гуана сопровождает слуга – Лепорелло. Дон жаждет новых встреч с красивыми женщинами и сейчас собирается ехать к своей знакомой Лауре.

У Антоньева монастыря Гуан и Лепорелло случайно встречают инока. Не зная их, монах рассказывает: на здешнее кладбище должна скоро приехать Донна Анна де Сольва, чтобы молиться на могиле своего мужа-командора, убитого на поединке «бессовестным, безбожным Дон Гуаном». Безутешная вдова каждый день прибывает к каменному изваянию супруга возносить мольбы за упокой его души.

Гуан вспоминает о своём поединке с командором. Его жену он никогда не видел, но ходили слухи, что она необычайно хороша. Как раз входит Донна Анна. В душе Дона Гуана загорается дерзкое и страстное желание соблазнить жену человека, которого он сам же и убил.

Пушкин «Каменный гость», сцена 2 – краткое содержание

Несколько поклонников ужинают у известной мадридской красавицы – актрисы Лауры. Они восхищаются её игрой в последнем спектакле и восторженно рукоплещут её пению. Лаура рассказывает, что слова песни написал её бывший любовник, знаменитый Дон Гуан. Один из гостей, Дон Карлос, в ярости вскакивает, проклиная Гуана и оскорбляя Лауру. Брат Дона Карлоса был убит Гуаном на дуэли.

Ссору удаётся замять. Когда гости расходятся, Лаура приглашает Дона Карлоса остаться с ней на ночь. Его бешенство понравилось красотке: Карлос напомнил ей необузданного Гуана.

Однако любовное свидание внезапно прерывается стуком в дверь. Это стучит приехавший Гуан. Лаура отпирает и бросается ему на шею. Увидев своего смертельного врага, Дон Карлос вынимает шпагу, но после короткой схватки Гуан убивает его. Ветреная Лаура заботится лишь о том, как избавиться от трупа. Гуан обещает утром незаметно унести тело, а пока предаётся с Лаурой любви прямо вблизи убитого.

Пушкин «Каменный гость», сцена 3 – краткое содержание

Чтобы скрыться от розысков убийцы Дона Карлоса, Гуан под видом инока прячется в Антоньевом монастыре. Здесь он каждый день видит приезжающую на могилу Донну Анну – и сам искусно обращает на себя её внимание.

Наконец Гуан подходит к молящейся вдове и заводит с ней учтивый разговор. Он начинает с похвал благочестию Донны, но незаметно переходит к пылким комплиментам её наружности и обаянию. Измученное долгим одиночеством сердце молодой женщины откликается на страстную речь. Чтобы сильнее ошеломить Анну, обольститель неожиданно признаётся: он не монах, а безнадёжно влюблённый в неё человек, который поселился в монастыре, чтобы видеть предмет своего обожания.

Дон Гуан и Донна Анна у могилы командора. Картина И. Репина, 1885

Донна Анна мучительно колеблется, но уговоры Гуана становятся всё настойчивее. Она соглашается завтра принять его у себя, но не для любви, а просто для беседы. Анна уходит, вместо неё появляется Лепорелло. Дон Гуан с торжеством рассказывает ему о своём успехе. Слуга призывает Гуана быть скромнее и не выражать слишком буйной радости: ведь оба они стоят рядом со статуей убитого мужа соблазняемой. Но Гуан в приступе заносчивой дерзости велит Лепорелло подойти к каменному командору и просить, чтобы он пришёл постоять на часах во время завтрашнего свидания с его женой.

Лепорелло исполняет его приказ – и с ужасом кричит: статуя кивнула головой в знак согласия. Гуан советует ему не нести вздора. Он сам повторяет свою просьбу каменному памятнику – и тоже видит его кивок. Несмотря на это зловещее чудо, Гуан не желает отказываться от встречи с Донной Анной.

Пушкин «Каменный гость», сцена 4 – краткое содержание

Донна Анна грустно рассказывает Гуану во время свидания, что вышла замуж не по любви, а от бедности. Однако богатый супруг любил её, и Анну мучает совесть за то, что она теперь, хотя бы и вдовой, обратила внимание на другого мужчину.

Гуан успокаивает Анну, говоря: на его душе лежит ещё более тяжкий грех. Донна просит рассказать о нём. Гость долго отказывается, но потом открывает: именно он убил командора – и не чувствует в этом раскаяния. Опытный обольститель, Гуан рассчитывает, что это признание глубоко потрясёт женщину, и в душевном смятении её будет легче склонить к любовным утехам.

Донна Анна близка к обмороку. Гуан целует ей руки, убеждает в искренности своей любви и неотступно склоняет к новой – уже по-настоящему любовной – встрече. Но в это время у двери раздаётся стук.

В комнату входит каменный гость – ожившая статуя командора. Увидев Гуана, командор спрашивает: дрожит ли он? Набравшись отчаянной храбрости, Гуан отвечает: нет – он сам звал убитого в гости и рад его видеть. Каменный гость просит Гуана дать руку, хватает её и увлекает безобожного оскорбителя в ад .

В основу трагедии «Каменный гость» положена испанская легенда о развратном Дон Жуане, ставшая «вечным» сюжетом для последующих обработок. Из литературно-музыкальных источников наиболее важными для Пушкина были пьеса Мольера, шедшая в России при Пушкине под названием «Дон Жуан, или Каменный гость», и опера Моцарта «Дон Жуан». У своих предшественников Пушкин взял имена, сцену приглашения статуи, из либретто оперы «Дон Жуан» - слова в качестве эпиграфа. В остальном пьеса совершенно самостоятельна.

Пушкинский Дон Гуан - «импровизатор любовной песни», «вечный любовник», веселый авантюрист, всегда готовый пуститься в любовное приключение. Пушкин оттеняет характер Дон Гуана, вводя сцену с Лаурой, когда герой беззаконно появляется в Мадриде, изгнанный за свои похождения. Этой сцены нет у предшественников Пушкина. Здесь Дон Гуан выходит победителем. Он не только завоевывает Лауру, но и закалывает ее нового избранника. Тут выясняются особенности характера Дон Гуана. Любовь только тогда приносит герою наслаждение, когда она «особенно остра». Это случается в минуты смертельной опасности. В такие моменты любовь переживается с наибольшей силой. Дон Гуан постоянно вспоминает о своих любовных приключениях в связи со смертью. И это опасно сближает героя с демоническим миром. Лаура прямо называет его «дьявол». Дона Анна знает по слухам и рассказам, что он «сущий демон». Дон Гуан, следовательно, связывает два мира - божественный и демонический, два состояния бытия - жизнь и смерть. Достигнув предельности ощущений и чувств, Дон Гуан устремляется к новой любовной авантюре, никогда не насыщаясь и легкомысленно ведя любовную игру на грани жизни и смерти. Образ Доны Анны условен: в ней проступает слабая женщина, вдова, хранящая верность покойному мужу, и испанка, готовая откликнуться на чувства Дон Гуана и отважиться на любовное приключение.

Пушкин прерывает любовный сюжет. Судьба Доны Анны после гибели Дон Гуана остается неизвестной. С Доной Анной связана также лирическая тема ангельской, небесной души, о которой опять-таки можно только догадываться.

С той же шутливостью, с какой Дон Гуан побеждает женщин, обращается он и к статуе Командора, приглашая ее на свое любовное свидание с его вдовой. Эта шутка в духе Дон Гуана: ему нужно острее оттенить любовное наслаждение присутствием мертвого и вызвать ревность покойника к живому счастливцу, как недавно сам Дон Гуан ревновал к мертвому Дон Альвару. Статуя демонически оживает, означая не метафору смерти, а саму Смерть. За миг свидания, в котором проживалась вечность, надо рассчитаться жизнью. К чести Дон Гуана, он сохраняет достоинство и гибнет с именем Доны Анны на устах, впервые, может быть, в мгновение смерти поняв высокий и серьезный смысл жизни и любви.

«Пир во время чумы» - перевод одной сцены из драматической поэмы английского драматурга Джона Вильсона «Чумный город», в которой описывается лондонская чума 1665 года (в России в 1830 году свирепствовала холера, ее часто называли чумой).

Поэт поставил всех пирующих перед лицом смерти. Действующие лица не могут избежать гибели, которая грозит им в любую минуту. Они потеряли многих близких. Исключительность ситуации напрягает разум и чувства персонажей до предела, но напряженность выражается не в действии (персонажи не властны над чумой, несущей смерть), а в мотивах поведения, которые заострены. Души персонажей должны излиться и объяснить смысл своего поведения. Отсюда возникает лиризм последней «маленькой трагедии», особенно выразительно звучащий в контрастных по настроению и содержанию песне Мери и Гимне Председателя. Мери поет о любви, превозмогающей смерть. Председатель посвящает свой гимн гордому противостоянию смертоносной стихии. Чтобы забыться и не сойти с ума от творящегося вокруг ужаса, персонажи погружаются в безумный и веселый пир. Они знают о своей обреченности, и их веселье - веселье обреченных. Привычные ценности перед лицом смерти исчезают.

Молодой человек требует вакхического веселья. Луиза не выдерживает испытания. Мери поет тоскливо песню о том, что мир изменился, жизнь ушла, кругом царит могильный холод и страх. Она прославляет любовь как силу, удерживающую в границах разума и не дающую человеку позорно пасть перед ужасом смертной разлуки. Вальсингам после сцены с телегой, нагруженной мертвыми телами и управляемой негром (черным человеком - символом адской тьмы, смерти), торжественно славит отчаяние и Чуму. В гимне Вальсингама отчетливо звучат богоборческие мотивы (он вдохновлен не Царствием Божиим, а Царствием Чумы), Гимн Председателя - гимн безумию. В нем звучат ноты наслаждения враждебными человечеству стихиями. Вступая с ними в спор, он поет об «упоении в бою». Тут гордый и возвышающий человека вызов судьбе сливается с демоническим прославлением смертоносной Чумы. При этом силы Вальсингама и Чумы не равны. Победа Чумы заранее предопределена.

Председатель озабочен тем, как в условиях обреченности можно сохранить достоинство и честь («Что делать нам? и чем помочь?»). Поведение обреченного, которое он восхваляет, состоит не в борьбе, не в схватке, а в том, чтобы «восславить Царствие Чумы», веселиться в ее честь, потому что Чума, неся смерть, одновременно пробуждает в человеке силы, которые позволяют все-таки встретить гибель не страхом, не отчаянием помутившегося разума, а сохранив величие души. Человек должен благодарить Чуму за то, что она мобилизует его волю, не оставляет его беспомощным и даже перед гибелью дает почувствовать «неизъяснимы наслажденья».

Однако позиция Вальсингама не лишена двусмысленности, иронии: торжественная слава Чуме наполнена презрением к ней, но Гимн Председателя - это и гимн смерти, и презрение к жизни. Он порожден не только мужеством и бесстрашием, но и «отчаяньем», «сознанием беззакония». Картина мира в этом последнем случае предстает искаженной и разрушенной, ибо противоестественно славить то, что несет смерть, а не жизнь.

Чтобы восстановить истинную картину, Пушкину необходим антагонист Председателя - Священник. Он не избавляет от смерти, но говорит о кощунстве, творимом пирующими, и пробуждает память Вальсингама. Хотя Председатель остается глух к напоминанию о смерти матери, но имя Матильды вызывает смятение в его душе. Он понимает, что, оставшись «падшим духом», никогда «не досягнет» до небесного рая, где нашла успокоение его жена, Матильда, - «святое чадо света».

Священник, возвращая память и обращая ее вновь к мукам и страданиям, восстанавливает связь между мертвыми и живыми. Он для Председателя уже не навязчивый «старик», а «Отец мой». Разумная и религиозно осмысленная картина мира вошла в сознание Председателя и овладела его душой. Отныне Председатель выделен из среды пирующих и изображен погруженным «в глубокую задумчивость». Он не принимает участия в пире, но и не следует за Священником.

Пушкин завершает «Пир во время чумы» на кульминационной, самой напряженной сцене, когда человек погружен в состояние потрясенной задумчивости, означающей происходящую в нем борьбу добра и зла. Выздоровление души не свершилось, но слова Священника и ремарки Пушкина говорят о появившейся надежде на душевное и духовное излечение Вальсингама.

Итоги Болдинской осени 1830 года в творчестве Пушкина значительны. Поэт стал проводником той плодотворной идеи, что судьба и характер отдельной человеческой личности зависят от окружающей среды. Однако он понял и слабую сторону этой идеи, которую ему удалось избежать в своих произведениях. Если мысли, поступки, характер человека всецело обусловлены средой, то, стало быть, от человека ничего не зависит, т. е. ему отводилась пассивная роль и с него снималась всякая ответственность за те или иные действия.

Пушкинские герои в романе «Евгений Онегин», в прозе и драматургии зависят от среды, но они не являются пассивными жертвами, с них не снимается ответственность. Личность у Пушкина обусловлена не столько ближайшей средой, сколько национальной и мировой историей. Это позволяет героям Пушкина сделать выбор. Поэт не снимает вины ни с обстоятельств, ни с персонажей. В жизни он особенно ценил сопротивление обстоятельствам и не давал «среде» праздновать над собой победу.

Вопросы и задания

1. Расскажите о лирике Пушкина 1830-х годов.
2. Найдите стихотворения, связанные с темой поэта и поэзии, и попробуйте проанализировать их, имея в виду также «Пророк» и «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...».
3. Расскажите о цикле «Повести Белкина». Почему Пушкину оказался нужен вымышленный автор - Иван Петрович Белкин? Кто рассказывает Белкину истории, которые он записывает? Расскажите о сюжетах всех повестей. Какие произведения пародируются в «Повестях Белкина»? Подтвердите текстом, что автор присутствует в каждой повести и что он «направляет» рассказ Белкина.
4. Какую художественную функцию несут отдельные детали и эпизоды (например, что означает стрельба Сильвио по мухам в течение шести лет и как это характеризует героя)? Можно ли сказать, что Пушкин снимает маски со своих героев и являет нам их подлинные лики?
5. Как вы понимаете название «Маленькие трагедии», которым Пушкин обозначил свой Болдинский драматический цикл? Какие еще названия он употреблял для обозначения цикла? Какое из них кажется вам наиболее подходящим и уместным? Перескажите сюжеты «маленьких трагедий». Какие конфликты лежат в основе «маленьких трагедий»?

Сочинение

Трагедия «Каменный гость» – художественная версия популярной легенды, к которой обращались многие известные писатели. Произведение настолько насыщено философскими смыслами такой глубины, что Белинский назвал трагедию «без всякого сравнения, лучшим и высшим в художественном отношении созданием Пушкина».

Эпоха позднего средневековья: человек стал главенствующей ценностью. Можно было раскрепоститься, сбросить путы надуманных ограничений, и перед человечеством встала противоположная проблема: где предел личностной экспансии и как определить разумный баланс между свободой и соблюдением общественных интересов. Изгнанный из Мадрида за убийство знатного вельможи, Дон Гуан тайно возвращается в столицу. Герой трагедии смел, честен (в пределах рыцарского кодекса чести) и крайне эгоистичен. Для достижения своих целей он может пойти на все, кроме потери чести. Его эгоизм естественен и неизбежен в условиях своеобразной «оттепели». В Мадриде на каждом перекрестке ему может встретиться «свой же брат, нахальный кавалер, со шпагою под мышкой и в плаще». Религиозная мораль переживает кризис, а светская власть неуклюжа и снисходительна. Формальный запрет на появление в Мадриде Дон Гуан не воспринимает всерьез: он убежден в лояльности короля, удалившего его из столицы лишь для соблюдения приличий:

* Уж верно головы мне не отрубят.
* Ведь я не государственный преступник.
* Меня он удалил, меня ж любя;
* Чтобы меня оставила в покое
* Семья убитого…

Герой уверен в своем праве на чувственные желания, ведь он никого не принуждает, его притязания идут из глубины души. Но Дон Гуан – не банальный искатель чувственных наслаждений: каждая из его женщин - не обезличенный этап удовлетворения мужского тщеславия, а возлюбленная, достойная страсти. Вспоминая о бедной Ине-зе, о которой слуга Лепорелло цинично отозвался: «Что ж, вслед за ней другие были», герой проникновенно воссоздает ее жертвенный образ:

* Да взгляд… такого взгляда
* Уж никогда я не встречал. А голос
* У ней был тих и слаб - как у больной.
* Муж у нее был негодяй суровый,
* Узнал я поздно… Бедная Инеза!..

Дон Гуан удовлетворял свои желания, не задумываясь о морали, общественном мнении, но всегда уважал свободу. Условности для Дон Гуана - ничто, а стремление человека к счастью - главное условие жизни. Дон Гуан всегда прямо идет к цели, отказываясь от плутовских ухищрений, сохраняя верность себе, достоинство истинного испанского гранда. Возвратившись в Мадрид, Дон Гуан не бросается на поиски новых наслаждений, он возвращается к Лауре, последней любовнице. Встретившись с соперником, он не бросается безоглядно в бой, а предоставляет Дон Карлосу мирный путь к отступлению. Убив соперника, Дон Гуан не испытывает ни малейших угрызений совести. Лаура искренне любит Дон Гуана, причем такой же любовью. Она так же естественна в своих порывах и непостоянстве. Оба они «импровизаторы любовной песни», вдохновенно любящие и способные сделать незабываемым каждое мгновение своей жизни и жизни тех, к кому обращено их сердце. Родственность их душ подчеркивает Лаура, произнося противоречивую, но истинную характеристику-обращение к Дон Гуану: «Мой верный друг, мой ветреный любовник».

Опасность подстерегает Дон Гуана, когда он вступает в конфликт с самим миропорядком, его породившим. Именно живого человеческого чувства не может простить ему мертвый и бездушный мир. Начав обольщение Доны Анны как «импровизатор любовной песни», контролирующий каждое душевное движение, каждое изменение в ситуации («Идет к развязке дело!»), Дон Гуан постепенно забывает про все ухищрения. Он искренне сочувствует любимой, попавшей в сети богатого идальго («,.,мать моя велела дать мне руку Дон Альвару, мы были бедны, Дон Альвар богат»). Фактически купивший любовь прелестной женщины, Командор вызывает ироническое и гневное отношение Дон Гуана:

* Счастливец! Он сокровища пустые
* Принес к ногам богини, вот за что
* Вкусил он райское блаженство!

Герой стремится к предельной честности отношений и, хоть рискует получить отказ, добровольно сознается во всех прегрешениях своей жизни, в том числе и в убийстве Командора. Дон Гуан хочет полного взаимопонимания, рассчитывая не на прощение, а на сочувствие. И как искренне он полюбил Дону Анну со всеми ее слабостями, так трепетно ждет суда над своим чувством:

* …Так, разврата
* Я долго был покорный ученик,
* Но с той поры, как вас увидел я,
* Мне кажется, я весь переродился.
* Вас полюбя, люблю я добродетель
* И в первый раз смиренно перед ней
* Дрожащие колена преклоняю.

Герои достигли абсолютного доверия друг к другу, в их отношениях главное не самоутверждение, а самоотверженность, стремление посвятить себя другому. Дон Гуан бросил прямой вызов миру ханжества и лицемерия, желая оградить свою возлюбленную от ложной нравственности. Он делает роковое предложение:

* Я, командор, прошу тебя прийти
* К твоей вдове, где завтра буду я,
* И стать на стороже в дверях. Что? Будешь?

Он дерзок, но честен и смел, защищая право женщины на искренность чувств, свободу выбора. И мир, живущий по мертвым законам, казнит Дон Гуана во имя супружеского долга, верности, морали. Герои погибают на пороге счастья, когда в Дон Гуане пробудился человек. Но все же, несмотря на безусловное родство характеров, между ними существует глубокое различие. Дон Гуан, безусловно, духовно богаче героини, он сопереживает всему происходящему, и груз пережитого постоянно сопровождает его. Так же, как и Дон Гуан, она полностью самовыражается в каждом мгновении, но психологически осмысливать пережитое не в состоянии.

Дон Гуан - сложная, противоречивая личность, В нем соединены отзывчивость, неистребимое жизнелюбие и абсолютное бесстрашие перед лицом смерти. Он сам характеризует свою жизнь как «мгновенную». Но каждое мгновение для него - вся жизнь, все счастье. Он поэт во всем, в том числе и в своей страсти. Для него любовь - это музыкальная стихия, торжествующая, победная песня. Дон Гуан ищет всей полноты победы, полноты торжества, но покоряет он не только тела, но и сердца, поэтому психологический облик возлюбленных остается у него в памяти. Для него важно найти предел человеческих возможностей и тем самым определить цену человека. Дон Гуан непрерывно ведет любовную игру на грани жизни и смерти, игру, в которой погибли многие, да и сам он не раз ставил на карту собственную жизнь. Он предельно честен в этой игре, как предельно искренен со всеми своими женщинами. Он каждую минуту другой - и каждую минуту верен себе.

И все же Дон Гуан ответственен за свою судьбу и судьбу людей, ставших невольными жертвами его жизнелюбия и эгоизма. Ведь он сам делает выбор своего пути, который наверняка пересечется с путем других людей, принесет им страдания и, возможно, гибель. Но, наслаждаясь лишь мгновением, живя на пределе человеческих возможностей, в постоянной борьбе, Дон Гуан нисколько не заботится о других, коль скоро не дорожит и своей жизнью. Он сознает, что в своей гонке за наслаждениями причинил боль многим, но отказатся от бесконечного опыта самоутверждения равносильно для него отказу от жизни:

* На совести усталой много зла,
* Быть может, тяготеет.

Дон Гуан не навязывает сопернику борьбу, предоставляя тому выбор, но, встречая отпор, безжалоётно убивает врага, безразлично констатируя: «Он сам того хотел». Понимая, что выбор у другого лишь формальный - умереть с честью или уйти с бесчестьем, герой не представляет другого способа разрешения жизненной коллизии: все, что препятствует осуществлению его желаний, должно быть устранено любой ценой. И он всегда побеждает, ведь Дон Гуан - порождение и гордость своей эпохи.

Образы трагедии

"Каменный гость" Александр Пушкин

МУЗЫКА
В «Каменном госте» музыка звучит во второй сцене. Лаура дважды поет для гостей, вызывая всеобщее восхищение:

"...Из наслаждений жизни

Одной любви Музыка уступает:

Но и любовь мелодия... "

Однако началом, движущим драматическое действие, оказывается не музыка, а слова, сочиненные Дон-Гуаном.

ПОЭТ, ПОЭЗИЯ

Дон Гуан - испанский гранд. Он поэт. Его стихи, положенные на музыку, поет Лаура, а сам он называет себя "Импровизатором любовной песни". Текст песни не включен в трагедию, но Пушкин дает понять, что поэтические достоинства стихов Дон-Гуана достаточно высоки: слова не противоречат мелодии, которая не оставляет равнодушным даже «угрюмого» Карлоса. Дон-Гуан переливает в творчество избыток играющих в нем сил. Художник жизни, Гуан ставит слово себе на службу, одаривая им возлюбленных. Вместе с тем способность к творчеству возвышает пушкинского героя над толпой.

ТЕАТР, АКТЕРЫ

Дон Гуан великий актер. Он играет с женщинами в любовь. Играет с мужчинами в смерть на дуэлях. Играет перед самим собой. И даже перед призраком, его грядущей смертью. Занавес в его театре опускается с окончанием самой трагедии. В трагедии есть еще один актер, профессиальный – Лаура, которая помогает ему в этом театре.

МАСКИ

По ходу трагедии Гуан надевает одну маску за другой. Когда он предвкушает, как полетит „по улицам знакомым, усы плащом закрыв, а брови шляпой”, когда, словно в зеркало глядясь, спрашивает слугу: „Как думаешь? узнать меня нельзя?”. В этих словах не одно лишь вынужденное желание остаться неузнанным, а страсть к перевоплощениям, маскараду, лицедейству. А сколько личин сменяет он на протяжении действия, выступая то прогуливающимся незнакомцем перед Монахом, то в рясе отшельника, а затем под именем Диего де Кальвадо перед Доной Анной. Лишь в конце он хочет сбросить все маски. Так он открывается Донне Анне: «Я Дон Гуан и я тебя люблю». И так же он сбрасывает последнюю маску страха перед Командором: «Дрожишь ты Дон Гуан. Я? нет. Я звал тебя и рад, что вижу».

ВДОВА

Дона Анна: "Вдова должна и гробу быть верна". Таков классический канон, восходящий к древности. Но этот канон сломлен и побежден влюбленным Дон Гуаном, добивающимся свидания у самой могилы ее покойного мужа - „у гробового входа”.

ИСКУШЕНИЕ (прелюбодейство), ГРЕХ

Дон Гуан изощрен в искусстве обольщения. Гуан развлекается с Лаурой, как любой петербургский повеса с актрисой, меланхолично вспоминает погубленную им Инесу, хвалит суровый дух убитого им Командора и соблазняет Дону Анну по всем правилам светской стратегии. Пушкин сам был в этом грешен. Он говорит про себя устами Дон Гуана:

"Молва, быть может, не совсем неправа,

На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет... Так, Разврата
Я долго был покорный ученик... "

ДЬЯВОЛ

Дон Гуан – это смесь холодной жестокости с детской беспечностью. Он производит потрясающее, и на свое изящество и свои светские манеры, страшное впечатление . Обе героини, каждая по-своему, говорят об этом: Дона Анна - "Вы сущий демон"; Лаура - "Повеса, дьявол". В концовке Призрак статуя (возможно он посланник) жмет руку Гуану (дьяволу-искусителю) и они "Проваливаются". Куда? Может быть в преисподнюю.

ЗЛОДЕЙСТВО

Дон Гуан может действовать по легкомыслию как злодей, хотя он только великосветский повеса.

ДУЭЛЬ

В "Каменном госте" дуэль присутствует на всем протяжении трагедии. Первая дуэль с Командором. Гибнет Командор. Вторая с Доном Карлосом. Гибнет Дон Карлос. Третья повторная дуэль между Статуей Командора и Гуаном. После рукопожатия исчезают, гибнут оба. Последняя схватка приобретает двойной смысл: единоборство-рукопожатие со смертью и с «судом» жизни. В этом рукопожатии есть не только оттенок примирения, единства, но и содержится отголосок дуэли (с Командором за Эскуриалом, с Карлосом в комнате Лауры).

Есть еще одна дуэль - любовная между Гуаном и Донной Анной, которая сначала приносит успех Гуану: Донна Анна влюбляется в него. Но затем он сам терпит поражение. Он также полюбил Анну. Гибнут оба.

ГОРДЫНЯ, ГРЕХ, БЕЗБОЖНОСТЬ

Гордыня происходит из несовершенства воли. Она легко может отклонить человека ко злу. Стремление все знать - начало гордыни, всезнайство ведет к зазнайству. Дальнейший рост гордыни в переходе от " все знаю " к " все могу " , вседозволенности. Дон Гуан ярко выраженный гордец. Он приглашает статую на ужин с демонической бравадой:

"Я, командор, прошу тебя придти
К твоей вдове , где завтра буду я,
И стать на стороже в дверях. Что? будешь? "

Пушкин оставил своему герою репутацию безбожника.

"Бессовестным, безбожным Дон Гуаном" – монах;
"Твой Дон Гуан безбожник и мерзавец" - Дон Карлос;
"...Я вам представлен... без совести, без веры" - сам Гуан;
"Вы, говорят, безбожный развратитель" - Дона Анна.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ, РОК

Свидания Гуана с Инесой происходили на кладбище монастыря:

"Постойте: вот Антоньев монастырь -
А это монастырское кладбище...
О, помню всё. Езжали вы сюда... "

Гуан так же, узнает место, вспоминает погубленную им женщину. Трагедия начинается с глухого упоминания о преступлении героя, которого рок приводит на то самое место, где это преступление было совершено и где он совершает новое преступление. Этим предрешено всё, и призрак бедной Инесы играет в "Каменном госте" большую роль.

ЛЮБОВЬ, СЧАСТЬЕ

Последнее слово Дон Гуана: "о Дона Анна!". Автор ставит его в то единственное положение, когда гибель ужасает его героя. Пушкин считал гибель только тогда страшной, когда есть счастье. То же говорит Гуан на вопрос Доны Анны - "И любите давно уж вы меня?":

"Давно или недавно, сам не знаю,
Но с той поры лишь только знаю цену
Мгновенной жизни, только с той поры
И понял я, что значит слово Счастье -"

С тех пор, как он счастлив, он узнал цену мгновенной жизни. Дон Гуан, так же боялся счастья, как другие боятся горя. Он всегда был готов ко всяким огорчениям, настолько же он трепетал перед счастьем, перед возможностью потери счастья.

ПРИЗРАК (символ возвездия)

Статуя Командора - символ возмездия, но если бы еще на кладбище она увлекла с собой Дон Гуана, то тоже еще не было бы трагедии. Гуан не боится смерти. Это показывает поединок с Доном Карлосом. Совсем не таким мы видим его в финале трагедии. И вопрос вовсе не в том, что статуя - потустороннее явление, на которое, однако, Дон Гуан не обращает должного внимания. Гуан не смерти и не посмертной кары испугался, а потери счастья. Статуя является не для того чтобы усовестить Гуана, чтобы он раскаялся в грехах. Гуан без всякого принуждения сам покаялся:

"Вас полюбя, люблю я добродетель
И в первый раз смиренно перед ней
Дрожащие колена преклоняю".
Командор приходит в момент "холодного, мирного" поцелуя, чтобы отнять у Гуана свою жену. Командор выступает как один из действующих лиц трагедии "Каменный гость".

ВОЗМЕЗДИЕ

«Каменный гость" - трагедия возмездия. Само название говорит об этом: "Каменный гость", а не "Дон Жуан", как в классических версиях этой легенды (Мольер, Байрон, Моцарт и др.). Все действующие лица - Лаура, Лепорелло, Дон Карлос и Дона Анна - только и делают, что готовят и торопят гибель Дон Гуана. В заключительной сцене:

Дона Анна: "...Но как могли придти
Сюда вы; здесь узнать могли бы вас,
И ваша смерть была бы неизбежна".

Затем случается нечто таинственное. Последнее восклицание Дон Гуана:

"Я гибну - кончено - о Дона Анна!" .

Дон Гуан переродился во время свидания с Доной Анной и вся трагедия заключается в том, что в этот миг он любил и был счастлив, а вместо спасения пришла гибель. "Брось ее", - говорит статуя. Значит, Гуан кинулся к Доне Анне, он только ее видел в этот страшный миг.
Дон Гуан гибнет не случайно. В трагедии "Каменный гость" Пушкин карает самого себя - молодого, беспечного и грешного.

СМЕРТЬ

Смерть настигнет всех и каждого. В этой трагедии так и происходит. Но смерть Дона Гуана особенна. Ему присуще любопытство - стремление перейти границу дозволенного. И это роднит любовь - чувство, льющееся через край, и смерть - дверь в потустороннее. Может быть поэтому он без страха пожимает каменную руку Командора. Но не только поэтому. Гуан раскаялся и знает что его ждет суд. Командор воплощает не только смерть, но и «суд людской».